Личный путь в волонтерстве. Интервью с координатором детской психиатрической больницы

— У тебя был момент выгорания?

— После полутора лет действительно наступило выгорание. Я была в больнице и поняла, что я психически и эмоционально не могу больше находиться с больными детьми. Начиналось лето, и я сказала всем, что ухожу на каникулы, и этим летом пыталась решать свои вопросы: вопросы выгорания, какие-то свои мировоззренческие темы, которые встали в связи с активным волонтерством.

— Что за темы?

— Тема соотношения боли и Божьего милосердия. Почему дети страдают? Почему вообще люди страдают? Был момент, когда мне казалось, что не у всех есть выход из ситуации.

— А как ты решила для себя этот вопрос о страдании?

— Я поняла в какой-то момент, что нужно просто очень верить Богу. Не в Бога, а именно Богу. Ещё замечательный священник был, отец Георгий Чистяков, и вот он писал о своём служении, о своих детях. У него была очень хорошая мысль о том, что мы готовы быть с Богом, когда у нас всё прекрасно, а когда начинаются какие-то вещи, которые нас ломают, мы говорим: “За что? Почему я?”. И нужно быть с Богом в том числе и «тогда, когда Он на Кресте». Главное — верить, что всё это нужно, хотя многого из этого так и не удастся понять, возможно.

— А почему, когда ты выбирала между приютом и больницей, ты выбрала больницу?

— Я к тому времени туда ходила уже полгода, и я чувствовала, как им нужен какой-то ветер с улицы, который мы можем принести. Потому что это очень закрытое учреждение, в котором нельзя громко говорить, быстро ходить. И мне показалось, что в таких рамках гораздо сложнее что-то сделать, но гораздо нужнее.

— Расскажи, чем вы занимаетесь.

— Мы пока остановились на формате творческих мастер-классов, потому что видим отклик у детей. Им очень нравится, что они могут выразить себя. У некоторых из них заниженная самооценка, им нужно поверить, что они что-то могут, могут сделать подарки своим близким, которых они долго не видят. Это для них важно. В основном поделки из бумаги: в больнице многого нельзя. Нельзя ни верёвок, ни ножниц, ничего колющего, клей тоже ограничивается только клеем-карандашом. И это не какая-то прихоть персонала, это обусловлено тем, что дети лежат и с агрессией, и с попытками суицида — себе и друг другу могут нанести вред.

— У вас заходит разговор на религиозные темы?

— В основном это под праздники или если возникает личный диалог. Ведь это такие вещи, о которых говорить на группу незаинтересованных людей практически не имеет смысла, даже может пойти во вред. Потому что вера может стать чем-то таким, что навязывается взрослыми дядями и тётями, которые не понимают наших реальных насущных проблем. Хочется сделать веру чем-то живым, а это возможно только каким-то личным примером, в личной беседе, когда разговор складывается.

— А все волонтеры православные?

— Очень характерно сейчас для нашей группы, что волонтеры не обязательно все православные. Есть просто люди, которые хотят что-то делать для детей. Поэтому, хоть движение православное, двери открыты тем, кто не отрицает, не входит в конфликт, кто не пропагандирует что-то противоположное, а людям, которые спокойно принимают и сосуществуют с нами. Мне кажется, это тоже здорово, это признак какого-то такого здорового Православия что ли, что мы принимаем других людей, принимаем их сегодняшнее состояние. Они сейчас не в Церкви, но мы из-за этого не говорим им, что они хуже нас и из-за этого не могут ходить. Мы понимаем, что они могут быть такими же, как мы, могут быть лучше нас. Кроме того, я думаю, для многих из них важно, что в какой-то момент они попали в такое движение.

— А что у тебя в жизни изменилось за время волонтерства?

— Волонтерство меняет взгляд на мир, начинаешь больше понимать, что ли. Потому что люди живут в каком-то своём мирке, ограниченном, и видят там свою более-менее благополучную семью, свой благополучный университет, свою благополучную работу. Всё идёт по сценарию, и другой жизни человек не видит. И когда я стала волонтерить, я её увидела. Я поняла, что это очень важный опыт: узнаёшь других людей, учишься больше понимать их, чувствовать. В книжке “Нестрашный мир” Мария Беркович пишет: “Мне кажется, что многие люди не понимают важных вещей, потому, что никогда не были в самой слабой подгруппе жизни”.

— А волонтер — это любой человек или особое призвание?

— Мне кажется, в волонтеры приходят любые, обычные люди. Так и мы все пришли, сомневались и боялись, что не получится. Через какие-то свои страхи, сомнения, но когда-то всё-таки пришли. И когда человек становится волонтером, возможно, он становится особым человеком в связи с тем, что появляется этот опыт, который нигде больше не получишь. Волонтерство меняет человека, и многие из волонтеров говорят: “Мне дети дают больше, чем я им даю”. Я прихожу, чтобы давать, и я даю, а получается, что ко мне очень много возвращается. Большая отдача.

— А у тебя бывает, что нет отдачи? Как ты с этим живёшь?

— Мне кажется, что, как и в любом другом деле, как вообще в жизни, есть не только праздники. Есть какие-то будни, когда нужно просто работать. Конечно, есть дни, когда выходишь и чувствуешь, что лучше что-то стало, что какие-то проблемы отошли, когда дети благодарят, просто видишь их глаза, их радость. Бывает и совсем по-другому. Бывает сложно работать, кажется, что нет отдачи. Потому что дети бывают сложными, и они при всём своём хорошем отношении к волонтерам, невольно иногда могут делать то, что задевает. Бывают сложные дети, бывают у сложных детей ещё и сложные периоды… Просто нужно понимать, что ничего не бывает без работы, с одной только отдачей, с одними только праздниками, и стремиться делать что-то дальше.

— А что тебя поддерживает в такие моменты?

— Меня поддерживает, наверное, осознание того, что я на своём месте делаю своё дело, проживаю свою жизнь. Ну, и конечно, понимание того, что над всем этим Бог, и возможность доверить некоторые ситуации Богу. Сделать всё, что зависит от тебя, довериться Богу и отпустить.

Беседовала и подготовила интервью Жанна Суркова.