Организация волонтерских прогулок в интернате для особых детей (ДДИ 15). Личная история координатора Даниловцев
Существует правдивая история о девушке-волонтере, которая упала в обморок, впервые оказавшись в отделении для умственно отсталых детей. Не из-за слабых нервов, а потому, что такие места – это по-настоящему шокирующий параллельный мир, с которым мало кто из нас соприкасается. Анна Гарибян — замдиректора Добровольческого движения «Даниловцы» и координатор волонтерской группы в ДДИ№15 для умственно отсталых детей. До этого были десять лет работы в компании «Кофе Хауз». Анна рассказала о том, как это: регулярно соприкасаться с особыми детьми и о том, почему оставила карьеру ради волонтерства.
— Когда впервые попадаешь в отделение для умственно отсталых детей, возникает твердое убеждение, что все, кто систематически работает с такими детьми – от медперсонала до волонтеров — герои. Особенная атмосфера, специфический запах, дети, больше похожие на пришельцев с другой планеты. Их внешность отличается от обычной. Многие дети зафиксированы во избежание аутоагрессии (телесных повреждений по отношению к самому себе). Кто-то раскачивается на животе, оглашая помещение размеренными непрекращающимися криками. Некоторые просто лежат в кроватках с отсутствующим видом, почти не реагируя на происходящее вокруг. Современные прогрессивные психологи и специалисты буквально кричат обществу о следующем факте: то, что эти дети большую часть жизни лежат почти без движения, подобно овощам на грядке, и крайне редко видят наш обычный социум, то, что на многих из них в каком-то смысле поставлен крест — это не норма жизни, а трагедия. Каждый из таких детей способен развиться в свою меру, для каждого возможен хоть небольшой, но прогресс. Именно по этой причине в стране должно возрастать количество людей, готовых заниматься особыми детьми, а также волонтеров, которые будут им в этом помогать.
— Аня, расскажи, пожалуйста, об этом месте. Всем ли так тяжело в первый раз?
— Это второй интернат такого рода по величине в Москве. Здесь разновозрастные дети до 18 лет. У всех разные уровни развития. Есть легкие, средние и тяжелые формы отсталости. Дети с самыми тяжёлыми диагнозами, их около ста душ, живут в отделении с названием «Милосердие». Патологии, как правило, идут в совокупности: умственные и физические. У таких детей очень сложно происходит развитие, поэтому в основном им предлагается уход. Уход – это чистый памперс, питание по расписанию и водные процедуры. Их реабилитация – дело очень непростое. Этим занимаются специалисты. Мы же помогаем в организации прогулок на свежем воздухе. Эти дети сами не могут выходить на улицу. На всю палату, бывает, дежурит одна нянечка. Соответственно, она не в состоянии обеспечивать эти прогулки. Зимой ребенка нужно упаковать по полной программе, посадить в коляску и посвятить ему целый час на улице. А остальные с кем останутся? Поэтому, к сожалению, эти дети крайне редко бывают на свежем воздухе. Правда, у многих есть родственники. Они могут приходить и гулять с ними. Но приходят они по мере сил. Видя все это, администрация, которая здесь отличается открытостью и контактностью, обратилась к даниловцам с просьбой организовать прогулки. Мы откликнулись.
— Мне на первый взгляд показалось, что это одно из самых сложных волонтерских направлений. Это так?
— Такие дети – это правда сложно. Это не потому, что с тобой что-то не так. Изначально мы ходили в отделение, где дети в гораздо более тяжелом состоянии. Некоторые на зондовом питании. Как некто немного резковато заметил: как баклажанчики на грядке. Я, например, тоже раньше таких детей никогда не видела и, когда впервые пришла, конечно, было очень не по себе. Я бы не справилась без поддержки. Её мне оказали наши психологи-даниловцы Андрей Мещеринов и Лидия Алексеевская. Вот мы с тобой там побывали, вышли – и оказались в нашем привычном мире. Едем на машине, светофоры, машины, суета. А там, за забором, — другая вселенная. И эти две вселенные – они вообще никак не пересекаются.
Когда я пришла в ДДИ 15, я на тот момент проработала в “Даниловцах” уже года два. Мне хотелось быть чем-то полезной. Выполнение административной работы, конечно, вдохновляло, но я всё равно пыталась найти что-то прикладное, чем я могла бы быть полезна. Мне не всегда легко с детьми, не очень умею с ними сюсюкать, играть. Может, если даст Бог, и свои дети появятся – во мне что-то откроется. Помощь бездомным — не мое. В группе, работающей в наркодиспансере, я тоже себя не нашла. Волонтером в больнице не получилось стать из-за тягостного медицинского антуража. А вот в детском доме для умственно отсталых во мне что-то откликнулось.
— Меня поражает выдержка тамошних воспитателей.
— Согласна. У меня преклонение перед этими людьми. Даже если они не всегда на сто процентов ласковы. Делать то, что они делают – это выше всех похвал.
— Они там на какой зарплате, интересно?
— Мне сложно сказать. Такой ребенок обходится государству где-то в 120 тысяч рублей в месяц. И лечение, и обслуживание, и содержание. Большой штат людей работает. Если бы половину таких денег давали родителям, уверена, многие из них не отказались бы от ребенка.
— В ДДИ№15 в основном отказники?
— Да. И такие есть. Я не знаю личных историй. Я видела некоторых родителей, которые приходят к своим детям. Это абсолютно нормальные люди! Которые внешне адекватны, приезжают на машинах. Этот момент сложно комментировать по этическим соображениям, но я никого из тех, кто отдал своих детей, не осуждаю. Это тяжкий крест, не все способны справиться.
— Ты раньше работала в «Кофе Хауз». Как получилось, что ты оставила хорошо идущую карьеру?
– История прихода волонтерство – классическая, это история переоценки ценностей. Да, я долго работала в крупной успешной компании, занималась клиентским сервисом, поддержкой лояльности клиента. Это все, что касается уровня обслуживания в кофейнях. Отвечала за ряд мероприятий, который позволяет обслуживать клиента вовремя, вежливо, с высоким качеством продукции, работа с нетривиальными ситуациями. Я достигла желаемых горизонтов, но потом себя исчерпала, и работа превратилась в рутину. Поняла, что на моем месте уже должен быть другой человек. Но понять, где и чем я могу быть полезна, не удавалось очень долго. Молилась, прислушивалась к себе, искала, спрашивала советов.
Мой духовник протоирей Александр Троицкий рассказал, что при Даниловом монастыре есть лекторий. Я пришла в Патриарший Центр духовного развития детей и молодежи, чтобы оформить абонемент на лекторий, и увидела доску, где были объявления о проектах центра: хор, Добровольческое движение «Даниловцы», движение «Реставрос», иконописная мастерская, регентские курсы, школа иконописи, студия игры на гитаре и даже чайный клуб! Я поняла, что дальнейшую свою судьбу я вижу именно в сфере служения людям.
— Как «Даниловцы» помимо призвания стали ещё и твоей работой?
— Именно сотрудником движения я стала не сразу, преодолев серьёзный жизненный перелом. Тогда как-то все вместе сложилось: кризис в личной жизни, профессиональной и даже кризис веры. Пришла в Церковь я в тридцать лет, а через три года наступило состояние, когда жар пошел на убыль, и было слегка опустошенное состояние. А когда из жизни ушёл мой папа, это стало неким жизненным дном.
Мой отец – армянин, а мама – русская. Я родилась в Подмосковье, в Балашихе. Мама – преподаватель. Папа – инженер. Такая классическая советская семья. Внезапный, трагический уход папы спровоцировал какой-то страшный узел, который я не могла разрубить. Казалось, это тупик, поражение по всем фронтам: я лишилась дела всей своей жизни, меня покинул близкий человек. Это для меня был страшный период, когда мое существование сводилось к каким-то био-процессам… Помогло все вместе: Бог, вера, работа с психологом, время. Что-то на этой выжженной почве проросло. Произошел приход в «Даниловцы», довольно чудесный по своей сути. Во многом именно он меня и возродил к новой жизни.
Психолог, с помощью которого я переживала эту сложную ситуацию, работала в «Даниловцах». Я ей до сих пор благодарна. Она мне тогда сказала: “Аня, вы не хотите себя попробовать в движении именно в качестве сотрудника?”. А мне казалось, что я настолько опустошена, что не смогу. Ведь здесь столько нужно всего делать. Она предложила прийти на встречу с Юрием Белановским. Я снова оказалась в Патриаршем Центре, было лето, каникулы. Шёл ремонт, мимо меня сновали маляры и носили какие-то стройматериалы. И посреди всего это хаоса меня встретил совершенно нетипичный православный. Не архаика во всём, а современный гаджет в руках, вместо сурового вида — хулиганская клетчатая рубашка. И вот этот человек мне говорит: «Знаете, работник нам, конечно, нужен, но я вам не могу точно сказать, что вы будете делать. Мы пока сами этого не знаем. Большой зарплаты тоже пообещать не могу. В общем, если хотите — приходите. Попробуем». А мне как-то стало так отрадно и умильно. И я залепетала: “Ну, если я могу вам хоть чем-то помочь, то я приду”. Конечно, я согласовывала это с семьей. Мама и брат меня поддержали. И сейчас поддерживают.
Через два года в жизни появился ДДИ №15. Вдруг – конечно же, «случайно» — я прочитала в рассылке «все вместе», участниками которой «Даниловцы» являются – о том, что в администрацию ДДИ 15 просит поучаствовать волонтеров в прогулках с детьми. Я поняла, что катить коляску по дорожке, молчать, ничего не говорить – это мое! И мы приехали сюда 20 марта. Была какая-то страшная буря, пурга, я ехала через эту бурю, у меня тряслись коленки, потому что я не знала, что там увижу. Дети с умственной отсталостью… Я вообще с детьми не особенно контактирую, тем более с такими. Лида и Андрей приехали вместе со мной, мы прошли по всем этим палатам, мне, конечно, сразу подурнело от всех этих картинок, от этих ароматов. Когда оттуда вышли, я сказала: «Лида и Андрей, я не смогу!». Они сказали: «Ты сможешь!». Я ответила: «Нет, вы меня не знаете». Они сказали: «Это ты себя не знаешь, поверь!» И на удивление я правда как-то смогла.
— Что тебя вдохновило или поразило за время твоей практики?
— Я заметила, что здесь уникальные дети. Они такие простодушные, чистосердечные. Не такие, как по ту сторону забора. Они к тебе тут же подходят. Ты сразу становишься мамой для всех. Они могут у тебя со всем простодушием спросить: «Это… как его… А Бог есть?..».
— А ты что отвечала?
— В этом диалоге ты действуешь по ситуации. Помню, у нас паренек один есть — Миша, уже выпускник. Он настоящий джентльмен. И насколько же это удивительно! Думаешь: скрюченное тельце, плохо развита речь… Но мужское и женское, оно пробивается и здесь. Что это? Гены, природа, Бог? Девочки – это все-таки девочки, а мальчики – это все-таки мальчики. И Миша — он стопроцентный мальчик. Он помогает открыть дверь, говорит тебе: «Дай, я подниму, я помогу! Отойди». Помню, как один раз мы с ним шли, он катил коляску. У нас есть правило, что коляска без присмотра оставаться не должна. Старшие дети не всегда понимают, что они могут подвергнуть ребенка опасности. Ответственность лежит на волонтере, хоть он и позволяет помогать. Помню, как мы шли с Мишей. Это был какой-то словесный пинг-понг. Он закидывал вопросами. Причем они были из разной области. Мы с ним говорили про мужчин и женщин. Почему женщина чего-то не может, а мужчина ей помогает? И наоборот, в чем женщина может помочь мужчине? Потом тут же он мне: «А интуиция – это что такое?». И думаешь: правда, а интуиция – это вообще что, как это объяснить? И ты начинаешь: «Слушай, Миш, интуиция – это вот что-то такое, что нельзя пощупать или почувствовать». Потом он мне: «А правда, что когда гром гремит – это Бог сердится?». Вот что ты ответишь на этот вопрос? Такие штуки пробирают мурашек. Ты понимаешь, что он тебе доверяет, ему интересно твое мнение, что ты ответишь. Для него это важно. Он же эти вопросы задает не для того, чтобы перед тобой повыделываться. Они все для меня — ангелы. Я на него смотрю и думаю: какое счастье, что мы, простые люди, имеем возможность к ним хоть как-то прикоснуться. Мне кажется, это не мы им помогаем, а они здесь затем, чтобы размягчить наши окаменевшие сердца.
Автор: