От того, насколько много мы можем детям дать, зависит их дальнейшая судьба. Интервью с координатором Даниловцев в ЦССВ «Сколковский»

— Марианна, ты же простым волонтером побыла совсем недолго — полгода. И сразу решила, что хочешь стать координатором?

— Да, мне сразу этого хотелось, хотелось выстраивать всё в группе немножко по-своему. Я с самого начала пришла волонтером в корпус со старшими детьми, а мне хотелось к маленьким. И когда я узнала, что у нашего учреждения есть корпус с малышами, то мое решение уже лежало на поверхности. По-другому и быть не могло.

— Но быть координатором — это же надо появляться на очных встречах, писать отчеты, заметки. Это все требует времени. Но ты уже оценила полезность всего этого?

— Конечно! Например, когда пишешь отчет, сама всю картинку видишь. Когда я писала годовой отчет,  мне самой было очень интересно. Конечно, не всегда есть достаточно времени, чтобы сесть и все сделать. Но в тот момент, когда ты анализируешь свою деятельность за год, появляется больше мотивации для того, чтобы продолжать делать свое дело. Ведь когда деятельность идет еженедельно, непрерывно, от тебя ускользает рост в целом, ты не обращаешь должного внимания на этапы и достижения. А когда анализируешь картинку в целом, они сами бросаются тебе в глаза.

— А расскажи про годовой отчет, что там было интересного?

— Группе чуть больше года, так что это был наш самый первый отчет. Но я увидела, что у нас произошел достаточно быстрый рост по количеству волонтеров и по количеству детей, которых нам стали доверять. И что это произошло даже быстрее, чем говорили коллеги. Я сама думала, раз это госучреждение, то все будет достаточно долго, и пока ты там войдешь в доверие к сотрудникам и детям… А тут все получилось довольно быстро, наверное, за счет того, что собралась достаточно большая группа постоянных волонтеров. У меня в группе практически нет текучки. Есть девчонки, которые ходят с первого же дня. Вот как мы открылись в прошлом марте, они так и ходят.

Сначала было 2–3 человека, сейчас ходят  по 8–9. Но, по сути, основные лица остаются. И естественно, для персонала это очень большой кредит доверия. Они видят конкретную группу, конкретные лица, и процент появления новичков очень маленький. Но новички тоже постепенно приходят, группа растет, и за счет этого растет число детей, которых мы можем посещать.

— Свои люди остаются?

— Когда я только создавала группу, я даже и не думала, что так все получится. Я была настроена  на  текучку. На то, что волонтеры где-то могут повести себя безответственно. Но, как оказалось, девушки понимают, насколько важна регулярность  посещений, и относятся к волонтерству серьезно, со всей душой. Вся волонтерская команда делает одно дело, здесь нет места указаниям «как надо». У нас общее видение, и это очень здорово. Я такое и в других группах видела, когда к координатору приходят «его» люди — по характеру, по восприятию мира. Это как-то само получается. И за счет этого проще многие процессы направлять.

— Я помню, с самого начала вы гуляли только с одной группой малышей, и ты говорила, что у вас в планах — пройтись по другим группам с более тяжелыми детьми. Это получилось?

— Да, это поначалу получилось. Но, к сожалению, из-за тяжести их заболеваний встречи наши пропали, так как выпали практически на всю зиму и часть весны, а дети в периоды межсезонья и зимой часто болеют. И вообще с ними достаточно сложно работать именно в формате волонтерства — это лежачие малыши, и там очень много разных факторов и ответственности. Здесь мы не можем настаивать.

Но зато прошлой весной нам пару раз давали группу мальчиков, с которыми, как мне казалось, мы никогда не сможем поладить. Потому что они очень тяжелые! Сложные! У них такое непонятное поведение! А у меня еще на тот момент было достаточно много студентов в группе, девчонок совсем молодых. Но вот сейчас мы с этими мальчиками гуляем постоянно, и все замечательно! Мы знаем все их особенности. Они себя начали с нами вести абсолютно по-другому! То ощущение от де тей, которое было год назад, и то, что есть сейчас, — это две разные вещи.

— А в чем именно изменились дети?

— Эти мальчишки не могли с нами первое время долго гулять. У них распорядок, режим — все достаточно щадящее, спокойное, деятельность какая-то у них очень ненадолго. Если занятия, то это пять-десять минут. А наши прогулки сначала длились по сорок минут, сейчас гуляем полтора часа. И когда мы брали этих мальчиков, буквально минут через 15 было видно, что они сильно устали, начинали капризничать, истерить, мы теряли какой-то контроль. И нам казалось, что да, дети особенные, им 15 минут — это много. Но хотя бы 15.

Но потихонечку они начали к нам привыкать и проводить с нами все больше и больше времени. Есть один сложный мальчик, у него зрение очень слабое, но он очень сильный, решительный и о-очень эмоциональный! Он весьма бурно реагирует на то, что происходит. Он очень любит смеяться, и из-за того, что у него такая бурная реакция, то минут за 10–15 он так перегружался впечатлениям, что уже ничего не мог, начиналось такое странное поведение, и мы его отдавали воспитателям.

И вот прошло буквально несколько месяцев, недавно мы его взяли на прогулку. И только в конце посещения мы поняли: «Ого, а он же все это время был с нами! Полтора часа! Он слушался и ходил с удовольствием и все время что-то делал: то мелками рисовал, то они с волонтером катались на карусели, то искали  бабочку. То есть — была постоянная смена деятельности, постоянное общение и коммуникация с волонтерами и другими детьми. И это был для меня шок, что ребенок, который через 15 минут уже стухал, за несколько месяцев раскачался настолько, что может теперь, как любой ребенок, общаться с нами длительное время без каких-то проблем и перегруза, полностью, насколько это возможно, контролируя себя.

— Я так понимаю, тебе очень важен результат, именно изменения, а не просто процесс.

— Да, конечно, это же маленькие дети, и от того, насколько много мы можем им дать, зависит их дальнейшая судьба. Там несколько вариантов. Например, усыновление: когда приходят приемные родители, они, безусловно, смотрят на то, насколько социально адаптирован ребенок. Либо он забивается в угол и сидит, либо он привык к тому, что приходят люди, и у него к чужим есть определенный кредит доверия. Потому что мы говорим не просто о сиротах, а о сиротах с отклонениями. Это совершенно другая история. Просто сироты — ко всем бегут, что далеко не всегда хорошо. А тут дети очень закрыты, и это пугает людей, которые хотят с ними построить какие-то взаимоотношения.

И второй вариант развития событий — он больше актуален для больших мальчиков, с которыми мы сейчас гуляем, — это скорое попадание в ПНИ. Там они уже будут предоставлены сами себе, нянечек и воспитателей, которые их подстраховывали, больше рядом не будет. И хотя бы базовые навыки социального общения им очень пригодятся, чтобы им там не тухнуть в углу, а общаться с другими людьми. Они должны не бояться находить контакт и понимать, что за новым контактом могут идти новые интересные взаимоотношения. Что, собственно, это и есть жизнь.

— У вас получается играть всем вместе во что-то одно — детям и волонтерам?

— У нас в зимний период была игра «Парус», которая детям совершенно замечательно зашла. Мы много времени зимой проводили в помещении, потому что после минус десяти детям гулять нельзя. И вообще зимние прогулки короче, чем летние, и мы минут сорок после прогулки еще проводили в помещении. И вот мы играли в «Парус»: брали платок, накрывали им каждого по очереди, пели песенку, брали за руки. Ребята ее очень сильно полюбили и всегда ждали. Мы ее использовали на завершение, чтобы все немножко успокоились. И уж насколько дети непослушные и «сами в себе», но эта игра стала для них чем-то объединяющей, и без проблем все садились вместе.

— Как у вас за год изменились взаимоотношения с персоналом?

— Да, тут прогресс тоже есть. Из-за того, что ходят одни и те же люди, воспитатели видят в нас заинтересованность, видят, что мы приходим действительно с чистой душой, и они наконец-то поняли, что мы приходим просто так.

Я сама научилась больше слушать, меньше комментировать. Некоторым женщинам из персонала иногда очень надо выговориться, какие-то случаи рассказать. А им же тоже нужна оценка их деятельности, работы. Они очень любят рассказать, «вот я тут работаю 30 лет, из тех, кто у меня 20 лет назад выпускался или кто оказался в приемной семье, некоторые мне до сих пор пишут, кто-то  в  Германии живет, фотки присылает». Мы становимся для них постепенно теми людьми, которые вне системы, кто приходит к детям и только детьми интересуется.

А когда взаимоотношения меняются, они начинают делать чуть больше для нас, например, помогать подбирать к детям ключики, которых мы не знаем. Мы же приходим редко, а они с ними находятся постоянно.

— Получается, что вы извне системы приходите не только к детям, но и к персоналу.

— Персонал стал больше интересоваться темой волонтерства, периодически подходя то ко мне, то к кому-то из девочек: «А что, а сколько вам платят, а кем вы работаете?». Это был такой следующий этап взаимоотношений. И вот по прошествии года у нас появились личные договоренности с воспитателями!

— А может, вы их и мотивируете?

— Конечно, особенно когда воспитатель видит, что какой-то из детей начинает круто реагировать на кого-то из волонтеров. У нас такая история произошла недавно с Машей Пешковой и одним мальчиком.

Я вообще не знала, что в этом детском доме есть такой мальчик. Я хожу туда больше года, знаю всех детей и знаю все группы. Я была там сто раз и знала всех! Кроме него, оказывается. Потому что это такой мальчик молчаливый, тихий-спокойный, никого не бьет, никого не обижает, не орет, уткнувшись лицом в землю. Он сидит всегда в углу. Его вообще не видно и не слышно. К нам он никогда в жизни не подходил.

И вот у меня два месяца назад появился новый волонтер Мария. Я уже примерно подумала, кого из детей можно было бы предложить ей на прогулку, и вдруг этот мальчик вырос буквально из-под земли, просто взял ее за руку, и сейчас он с ней уже гуляет каждую субботу. И каждый раз, когда Маша его берет, воспитатели каждый раз удивляются: «Кого вы хотите взять? Вы точно уверены?». То есть для понимания — такие вопросы обычно задают, если мы берем какого-то ребенка агрессивного или буйного. Того, с которым сложно справиться, а не просто душку, который тихо с тобой рядышком ходит, слушается и все такое. Они были поражены тому, как неожиданно раскрылся этот человек, и сами стали больше ему уделять внимания! Потому что такие вещи удивляют, и хочется разобраться — а что произошло?

Ведь раньше он ни на кого не реагировал! Он какой-то все время безразличный был. А теперь так круто они спелись с Машей…

Мы обращаем внимание воспитателей на  какие-то особенности детей, на какие-то их черты, которых во взаимоотношениях «воспитатель и подопечный» просто быть не может. Ведь каждый раскрывает свои грани с каким-то отдельным человеком. Ты вот, например, с одной подругой будешь обсуждать одну тему, с другой — другую, а с мужем — вообще третью. И это нормально. И также здесь — приходит волонтер, который попадает в одну из струн души этого ребенка, и неожиданно эта струна начинает играть. И внимание воспитателя это также привлекает.

А еще мы делаем с детьми поделки с какими-то такими материалами, которые обычно в детдоме не используют. А мы это делать можем, потому что у нас есть возможность контролировать все процессы. Это не то, что — один взрослый на восемь детей. Это — по человеку на ребенка плюс еще воспитатель, который над всеми ними стоит. Поэтому мы можем себе позволить чуть больше вещей: давать клей и знать, что ребенок его не съест. И вот эти раскрытия новых умений в детях играют на взаимоотношениях воспитателя с детьми тоже.

— Я так понимаю, для тебя координаторство — это надолго?

— Думаю, да, потому что это всегда так интересно, когда человек — ребенок или волонтер — вдруг раскрывается! Вроде всех знаешь, приходили разные волонтеры, и все равно иногда такие вот открытия происходят, как с тем мальчиком. Это очень удивительно и очень вдохновляет. И всегда, когда приходит новый волонтер в его первое посещение, я наблюдаю, для меня это такой процесс интересный. Потому что ты никогда не знаешь, с какой стороны, каким образом человек вольется в группу. Спрогнозировать совершенно невозможно. Это всегда открытие и всегда вдохновение для всей группы.

Марианна Бушуева — координатор младшей группы Добровольческого движения «Даниловцы» в ЦССВ «Сколковский».

Беседовала Анастасия Кузина — журналист, пресс- секретарь ДД «Даниловцы».