Мифы и реальность детской психиатрической больницы

Александра Желтова, координатор волонтерской группы Добровольческого движения “Даниловцы” в НПЦ психического здоровья детей и подростков им. Г.Е.Сухаревой

Волонтерская группа в Научно-практическом центре психического здоровья детей и подростков имени Г.Е.Сухаревой существует 11 лет. Дважды в неделю мы навещаем детей, которые проходят там курс лечения.

Я пришла в группу полтора года назад и буквально через несколько месяцев стала ее координатором. Хотя изначально, когда приняла решение присоединиться к Даниловцам, чтобы помогать детям, не подозревала, где и как буду это делать. О больнице психиатрической даже не думала. Но на собеседовании мне посоветовали попробовать себя именно там – в Центре им. Сухаревой. После первого же посещения я поняла, что хочу прийти еще раз. И с тех пор у меня ни разу не возникло вопросов и сомнений по поводу правильности выбора. Как-то все совпало: мои ожидания от волонтерской деятельности, аудитория, группа волонтеров, которая хочет приходить именно в это учреждение. Пазл, видимо, сложился, и я почувствовала себя на своем месте. Как будто именно этого мне не хватало. Хотя раньше я отстранялась от этой сферы, как и большинство людей. Наверное по причине представления о психиатрической больнице, как о чём-то страшном, подсмотренном в фильмах ужасов.

Исходя из моего опыта, я попробую разобрать распространенные мифы о детских психиатрических больницах.

Миф первый. Все пациенты ничего не осознают, их можно сравнить с «пускающими слюни зомби».

Естественно, в таких учреждениях есть люди с диагнозами, которые и на внешнем облике отражаются.

Первое посещение больницы вызвало разные эмоции, но главная из них — удивление, сразу разрушившее стереотип. Я готовилась к неприятностям, а тут: да, проблемные, да, в основном из неблагополучных семей, да, понятно, что нездоровые, но всё же — обычные дети.

Если у ребенка острое состояние, и он может представлять хоть малейшую опасность, к волонтерам его не пустят, он чаще всего находится в отдельном помещении. Остальные же вполне сохранные, они ждут нас, радуются нашему приходу и очень ответственно подходят к тому или иному мастер-классу, который мы им приготовили. Подростки, конечно, иногда игнорируют, но не все и не всегда…

Для нас дети разделены на две возрастные категории: от 7 до 12 лет и от 12 до 18. Среди младших больше детей “с диагнозами”. Они нуждаются в серьёзном лечении, их лечат, но в первую очередь они нуждаются в любви, и это видно невооружённым глазом. Главное слово в их лексиконе — мама. Они согреваются им и, когда мы приходим, делятся с нами накопленным теплом. Это очень мощное впечатление.

У старших ситуация в принципе схожая, но среди них гораздо больше уже практически здоровых детей, попавших на больничную койку, как правило, вследствие семейных передряг, проблем с папой, с мамой (в основном с мамой!) и попытавшихся привлечь к себе внимание каким-то неординарным поступком, а то и попыткой суицида.

При всём при этом многие наши подопечные — натуры одарённые, развитые, умные и творческие. Недавно восьмилетняя девочка, узнав, что среди волонтёров есть человек, знающий финский язык, вдруг, к моему изумлению, легко и непринуждённо пообщалась с ним по-фински. Когда мы приходим, дети бегут навстречу с раскрытыми объятиями, буквально прыгают на шею, прижимаются и не хотят расставаться. Их доверие настолько переполняет мою душу, что я с радостью готова отдать и время своё, и то, чего они страждут: внимание, понимание, участие. Иногда ничего и придумывать не надо, никаких специальных занятий, просто посидеть с ними, поговорить, расспросить, похвалить, дать им почувствовать искренний интерес к их заботам и делам.

Кстати, важный вопрос для каждого волонтера: кто от  общения получает больше — наши подопечные или мы сами? Часто при расставаниях испытываю неловкость, от того, что ничего толком не успела сделать, хотя сама себя чувствую разбогатевшей.

Миф второй. Психически больные дети с диагнозами жестоки и опасны.

С твердостью могу теперь сказать – это совершенно не так! Дружелюбие, открытость и готовность к общению – главные качества детей. Сколько теплоты, нежности, заботы они направляют на нас каждый раз, это что-то необыкновенное. Какое желание помочь, поддержать, обнять нас. Честно говоря, у меня до сих пор иногда слезы на глаза наворачиваются от некоторых эпизодов.

Вспоминается один случай. В самом начале моего волонтерства я вела мастер-класс по оригами. А так как никогда раньше ничем подобным не занималась, понятное дело, волновалась. Так вот, одна девочка заметила, что мои руки слегка дрожат, и участливо поинтересовалась, в чем дело. На что я ей честно ответила, что переживаю за то, чтобы все получилось. В следующую секунду эта кроха положила руку на мою и сказала: «Не волнуйся, у тебя все получится!» А потом свой готовый бумажный тюльпан вручила мне со словами: «Вот видишь!»

Миф третий. Все психиатрические больницы похожи на тюрьмы.

Помещения больницы (я могу говорить только о нашем Центре), конечно же, ничем не напоминают тёмные и грязноватые киношные страшилки. Напротив, здесь много света и цвета от многочисленных детских рисунков и иных рукоделий, размещённых по стенам. Практически всегда, когда мы приходим, можно услышать чей-то смех, улыбающихся нянечек, которые обнимаются с детьми или проводят с ними разъяснительную беседу, воспитателей, которые вместе с девчонками занимаются творчеством. Понятное дело, что грусть и тоска присутствуют в этих коридорах постоянно. Но окружающее пространство точно не давит и не создает еще более удручающую атмосферу.

Миф четвертый. Персонал — злые люди в белых халатах.

И это совершенно не так. Со многими воспитателями я познакомилась за время моего пребывания в больнице. Попадались, конечно, не очень дружелюбные. Но это один-два человека. А в основном коллектив нянечек и воспитателей  – замечательные профессионалы и добрые люди. Их мало, а пациентов много, дел невпроворот, наверное есть нюансы, и каждого ребёнка приласкать-приголубить не всегда удаётся, но и резкого жёсткого слова я не слышала ни разу. Терпимые, дружелюбно настроенные, понимающие специфику поведения своих воспитанников — такие вот, в основном, труженицы.

Случаются, конечно, конфликты, но не безвыходные, решаемые. Есть больничные правила, поведенческие рамки, за которые детям выходить не позволяется. Периодически они за эти рамки выходят и не желают возвращаться, тогда, естественно, тон воспитателей несколько повышается, появляется строгость, но ни в коем случае не жестокость. Мне кажется, что и строгость та мягче, чем, допустим, моя строгость по отношению к родному сыну в похожих житейских ситуациях.

Положительную оценку работе воспитателей выставляют сами дети, бегущие к ним за решением любого маломальского вопроса: «Маргарита Васильевна, меня Маша опять обманула», «Светлана Анатольевна, смотрите, какую я открытку сделала, это вам!».

Миф пятый. Пациентам строго запрещено контактировать с внешним миром.

Да, конечно, есть определенные ограничения. Например, двери все закрыты, и дети не могут их открыть, телефоны под запретом и на улицу не всех выпускают. Но это не значит, что у детей совсем нет контакта с внешним миром. Приходим мы в свои дни, в другое время на базе больницы проводятся мастерские, где ребята делают очень красивые поделки, существуют театральные кружки. Также в праздники устраиваются балы, где детям делают макияж настоящие визажисты, а сотрудницы Центра танцуют в красивых бальных платьях.

Не знаю наверняка, как было раньше, но сейчас ни о какой закрытости, ни о каком ограничении свободы, помимо непосредственно связанного с медицинским режимом, не может идти и речи. Были бы желающие пообщаться-повозиться с детьми. Волонтёрам здесь рады.

Понятно, что ни в одной больнице не может быть «ох, как хорошо!». Детям особенно. Я обозначаю те плюсы, что помогают хоть немного развеять повседневную грусть больничной жизни. Хорошо, что этих плюсов становится больше.

Происходят улучшения и в волонтёрской жизни.  В больнице есть официальный куратор нашей деятельности. Она непосредственно на месте занимается организацией и оптимизацией того самого посетительского «конвейера». Например, недавно объявили карантин, это, конечно, — к сожалению, но то, что я узнала об этом заранее и мы не потеряли время в бесполезной поездке, не оказались перед закрытой дверью, это очень значимо.

Немного о волонтерах.

Волонтёрами становятся по разным причинам. У меня в команде есть девушка, которая имеет профессиональный интерес — она учится на психолога. Другой нашей соратнице, у которой мама заболела психически, необходимо набраться опыта по уходу и общению. Я искренне восхищаюсь двумя подружками, самоотверженными и совсем молоденькими, но их мотивацию до сих пор не могу понять. Видимо, зов сердца, что называется. Некоторые волонтеры знают о “психиатрии” не понаслышке. Или сами прошли больничный путь, или близкие страдали. Понимая, каково это, люди просто не могут оставаться в стороне. В общем, группа наша особенная, разновозрастная, разношерстная, но очень оптимистичная. И трогательная — такую для себя я выделила главную черту. Особенность же в том, что мы — девочки, как, впрочем, и все наши подопечные. Эта общность в какой-то мере облегчает жизнь. Наши затеи проверяются просто: а было бы нам самим интересно то-то и то-то. Вспоминается, как перед Новым Годом мы предложили всем сделать маникюр. Салон красоты в больничной палате! Забавно, что и воспитатели неожиданно присоединились и увлеченно стали делиться идеями и опытом, а потом и заспорили о вкусах с маленькими модницами. Мы все вдруг подравнялись в статусе — девицы, красящие ногти. Нам даже в первый раз разрешили дождаться детей с ужина, который они проглотили, показалось, не заметив, очень уж не терпелось им продолжить прекрасный сеанс. И ни за что не хотели нас отпускать. Такое не забывается. Правда, в следующий раз надо будет придумать, как нейтрализовать сногсшибательный аромат ацетона, заполнивший тогда всё отделение…

Координатор в группе

Для пользы дела очень важны доверительные отношения координатора с каждым членом маленького волонтёрского коллектива. Хорошо представляя себе настроение, возможности и желания человека в конкретный день, можно правильнее спланировать посещение. Может быть, поставить перед коллегой какие-то новые задачи или, наоборот, упростить ему работу на этот раз. Со временем я поняла, что роль координатора проста: организуй, принеси, подай и, как в шутку говорят, выйди вон. И чем лучше я знаю, кто чем и как «дышит», тем легче мне эту роль «играть». Чем ближе координатор к волонтерам, с которыми приходит в больницу, тем комфортнее себя все чувствуют, и дело процветает. В этом плане очень помогает неформальное общение, желательно, дружеское. Конечно, сложно выбрать время ещё и для посиделок. У всех заботы, работы, домашние дела и прочее, почти все съезжаются издалека и затрачивают на дорогу уйму времени, но периодически нам удаётся пообщаться вне больничных стен, и это всегда здорово и продуктивно. В общем, считай, сколько раз мы после занятий вместе попили кофе, столько же родилось и классных идей. Казалось бы, мелочь — посидели, поболтали, но именно такие мелочи делают группу. Если волонтёры сплачиваются в дружескую компанию, успех всех начинаний обеспечен. Я в этом теперь уверена.

Придумали мы, например, в посещение накануне Крещения в старшей группе погадать. Затея пришлась по душе. Но самое главное, как же хорошо мы все в тот раз поговорили! Забыли про гадания, делились друг с другом планами, рассуждали о жизни, о работе, о мечтах, о любви, конечно. У подопечных горели глаза, нам и самим было безумно интересно. Подобное возможно только в компании хороших и добрых знакомых. Собрать такую — может быть, главная задача координатора.

Мне в начале деятельности на этом посту, как ни странно, помог карантин, который тогда длился долго, месяца полтора-два. Группа уже существовала, но каждый был в ней сам по себе. Хорошо, что за время вынужденного «простоя» удалось несколько раз собрать всех вместе. Мы познакомились, пообщались, что-то наметили. В общем, стартанули.

Есть еще одна задача у координатора – мягко, ни в коем случае не давя, поручать те или иные обязанности волонтерам: подготовить мастер-класс, написать статью, продумать организацию прогулки. Координатору нужно заботиться не только о своей группе, но и в первую очередь о себе. Чтобы не перегореть, сохранить ресурс, желание быть лидером группы и давать стимул волонтерам. Для этого необходимо очень четко распределять силы. Честно говоря, я это поняла, когда сама немного выдохлась… В какой-то момент просто почувствовала: «Все, не могу, не хочу». Хорошо, что это произошло под конец сезона. И мы как-то общими усилиями дотянули. Но лучше заранее предупреждать такое состояние и не переусердствовать. Хотя у всех есть такое: «Легче самому сделать, чем кого-то просить». Нет, нет и еще раз нет! Не легче. Усталость накроет внезапно, не успеешь подготовиться и подстраховаться.

Кадровая текучка в группе существует, это естественно. Кто-то покидает нас по разным причинам, и от усталости тоже. Что ни говори, дело сложное, затратное. К счастью, ряды волонтёров пополняются. Это очень радует, и милости просим. Дети ждут изо всех сил. Они уже приняли нас в свою жизнь.

Я вывела формулу, по моим ощущениям, верную:

Мы получаем гораздо больше, чем отдаём! Но надо это прочувствовать. Те волонтёры, которым это удаётся, остаются в группе надолго!