Я шел в волонтерство за общением… Интервью с Даниловцем
Быть социальным волонтером — это значит раз в неделю вечером откладывать все дела и развлечения и идти к детям в онкологическую больницу или к старикам в дом престарелых. Такой ритм подходит не всем. Поэтому неудивительно, что волонтер Николай Левит в Добровольческом движении «Даниловцы» — фигура легендарная. Мало того, что он волонтерит уже три года, так еще и регулярно ходит в три разные группы.
Про Николая в движении говорят, что он «работает в свободное от волонтерства время». С гитарой или просто с дружеским разговором он приходит когда в детдом, когда — в психоневрологический интернат. Приходит к тем, кому в жизни труднее всего. Но вы думаете, от сострадания?
- Не было никакого сознательного решения, — объясняет Николай свой выбор. — Просто мне на установление контакта требуется продолжительное время. А, например, даже в онкологической больнице, куда тоже ходят «даниловцы», — все время разные дети. Для меня это каждый раз проблема: первое знакомство, неизвестно — что за человек, надо устанавливать новый контакт. Проще приходить туда, где меня знают. Мне подходит что-то более продолжительное: когда встречаешься с человеком на протяжении месяцев, когда есть динамика в отношениях.
— Получается, что установить контакт с обычными детьми для вас проблема, однако вы хорошо ладите с «особыми детьми»? Вам с ними комфортно?
— Получается, да. Я хожу к ним с гитарой. Как правило, в детдоме-интернате (ДДИ) мы посещаем группы достаточно сохранных детей, которые, если не говорят, то понимают. Они вполне адекватно реагируют на все слова и могут донести свою мысль или какое-то желание. Но даже если говорить о совсем тяжелых, когда непонятно даже, слышит он тебя или нет, то я и к ним иду с гитарой. Воспитатели говорят, что детям нравится.
— А как вы вообще стали волонтером?
— В «Даниловцы» я пришел три с половиной года назад. Было такое состояние на тот момент — хотелось чего-то делать. А через соцсети все время доходила какая-то информация, что вот, например, приглашают погулять с человеком с ДЦП. Я смотрел — где? Далеко, другой конец города. И опять же — чем мы будем заниматься? Просто буду человека катать? Непонятно. И так, кликая по ссылкам, я набрел на Школу социального волонтерства «Даниловцев». О, смотрю, они еще и обучают! Стал смотреть сайт, увидел группу благотворительных ремонтов.
А я в то время искал какого-то общения, потому что общение на работе меня не устраивало. И раньше я участвовал в разовых мероприятиях, в мастер-классах помогал, каких-то театрализованных штуках. Но это все было разово, а хотелось стабильного. И вот мне показалось, что ремонты — это оно: и полезное дело, и общение.
— И что вы ремонтировали?
— Первый мой объект — это была квартира на Воробьевых горах: молодая семья, и у них трое или четверо маленьких детей. Потом был долгий объект на Текстильщиках, где мы делали ремонт в квартире под инвалидную коляску. Там жили мама с сыном, она специально купила квартиру на первом этаже. Обслуживающая компания сделала ей пандус, а остальное делали мы: перестраивали стену, расширяли дверной проем.
— Понравилось?
— Скажу так: благотворительные ремонты — это большая ответственность. У нас нет избытка в материалах. Поэтому если ты накосячишь, исправлять будет нечем. Вот есть у нас шпаклевка, ее надо израсходовать умело. Потому что больше ее нет. Вот от этого устаешь.
«Интернат — я не увидел там казармы»
— А как вы пришли к детям?
— Как-то мы с волонтерами ездили в паломническую поездку и заезжали по дороге в детский дом. Устроили там концерт: кто песню спел, кто фокус показал. Я взял гитару, спел две песенки, и координатор группы волонтеров в ДДИ №24 предложила мне сходить потом к ним в интернат и выступить перед детьми. Я поехал сначала с гитарой, а потом решил ходить туда как волонтер. А через какое-то время начал ходить и в психоневрологический интернат (ПНИ №30) ко взрослым.
— Что это были за дети? Вы представляли, кого увидите?
— Нет. Я не изучал заранее ничего. Это был День аиста: праздник, когда приходят потенциальные усыновители. Я ходил по группам, играл везде по паре песенок: «Круглую песню» из проекта «Смешарики» и «Зеленую карету» Суханова. Из того посещения я мало, что запомнил. Но заметил, как дети, которые сидели и смотрели выступления, обнимали воспитателей. Мне казалось, что в подобных учреждениях все жестко — никаких контактов, «а то на шею сядут!», и все ведут себя смирно. А тут смотрю — и воспитательница его обняла. И это перевернуло мое представление об интернатах — я не увидел там казармы, которую боялся увидеть. А увидел довольно человечное отношение.
И через неделю я пришел в пятую группу уже волонтером. И мы играли в «Барыню», «Бояре» — такие танцевально-песенные игры. Потом пошли на веранду к маленьким девочкам, там сразу ко мне такая Варя подскочила, и мы в ЛЕГО играли. Дети как-то сразу со мной контакт нашли, и я с ними играл, а они меня друг у друга перехватывали. Они были расположены к общению, и все легко получилось.
— И потом всё было легко?
— По-разному. Вот, допустим, кто-то из мальчиков подходит и говорит: «Ты мой папа». Говорю: «Нет». А он говорит: «Папа!». И все время, пока мы общаемся, он называет меня папой. Я, разумеется, перестаю на это реагировать, и мы дальше играем во что-то. Его реальность — она какая-то другая. И я не мог ее нарушать.
Но вот координатор группы Вика говорит: «На этой неделе день рождения у Леши». Мы идем, поздравляем Лешу, хоровод, каравай, дарим подарок — фломастеры, например, или блокнот. И сразу все дети налетают: «У меня тоже день рождения был на той неделе!». Меня это сначала тревожило — пусть даже ребенок это придумал, как мы можем не подарить ему подарок? В его- то реальности день рождения есть! Но тут Вика говорит: «Ах ты, хитрюня, я же помню, что у тебя день рождения летом!». И я смотрю: ребенок заулыбался: обычная реакция разоблаченного лукавства. И я тогда понял, что зря парился, — у них реакция нормальных детей. И что не надо с ними общаться как-то по-особому. Просто надо иметь в виду, что какие-то темы могут быть болезненными. А так можно общаться спокойно на любые темы: они также лукавят, сердятся, как и все…
— С кем вам комфортнее всего?
— С детьми лет 10–11. Чтобы с ними можно было поиграть в кубики, подурачиться, поиграть в автобус: рулить там и все такое с фантазией. Пожонглировать какими-то не предназначенными для этого предметами.
Помню восторг одного мальчика: мы с ним жонглировали игрушечным мотоциклом. И ему понравилось, и я это уже полтора года помню…
«Я их уже навещаю как своих родственников»
— Вас и вашу гитару знают во многих социальных учреждениях. Сколько раз в неделю вы выходите волонтерить?
— Сейчас я хожу не очень часто — по воскресеньям ко взрослым в ПНИ, а на неделе чередую — иду или на ремонт, или к детям в интернат. А до этого было чаще: дважды в неделю — к детям в ДДИ, каждую субботу — на ремонт, в воскресенье — в ПНИ.
— А живете-то вы когда? Получается, что волонтерство — это и есть ваша жизнь.
— Ну да, наверно. Дело в том, что я хожу к конкретным людям. Во второй группе детдома-интерната есть Саша, Вика и Зоя. Вот к ним я и хожу. Нет, я их не выделяю во время посещения, иногда даже не удается с ними пересечься, когда я прихожу к Махарану или Алексею из другой группы, или Максиму. Я просто этих ребят давно знаю, и время от времени мне хочется их навестить. Причем, просто поболтать. Мастер-классы проводить — это мне, если честно, тяжело. Мне приятнее общаться или петь.
— Получается, вы ездите к конкретным детям, потому что «в ответе за тех, кого…» и так далее?
— На входе в эту систему у меня были сомнения. Был страх, что они ко мне привяжутся, а мне не захочется ходить…
— А они будут ждать и плакать.
— Да. Это было. И был момент, когда я принял решение, что пойду на риск и подпущу их ближе к себе. Пусть привяжутся, но я на это пойду. И сейчас они для меня уже близкие люди, которых я иногда посещаю как, допустим, родственников.
— А в ПНИ к кому вы ходите?
— Для меня сейчас это самая лучшая группа, от которой я чувствую какой-то заряд. Для себя я это объясняю тем, что люди к нам приходят сами. Тут нет того элемента, как в детских интернатах, когда вся группа должна присутствовать на занятиях с волонтерами, потому что с одним ребенком воспитатель в группе не останется. А взрослые все приходят по собственному желанию. Они могут пойти еще куда-то, допустим, концерт у них в ПНИ проходит, но они делают самостоятельный выбор и приходят ко мне.
— А были какие-то проблемы, с которыми надо было обращаться к психологам «Даниловцев» — я знаю, что движение предлагает волонтерам психологическую поддержку?
— Я ходил на тренинги по выгоранию, и когда сам выгорел, я оценил эти знания. Или вот, например, у нас в ДДИ сложилась проблема. В одно из посещений мы сидели на веранде, и все ушли гулять, а я с одной девочкой остался. У нее была какая-то электронная штука, поющая песни, и я стал подпевать: «Облака, белогривые лошадки…». Я с ней сидел и пел, ей очень нравилось, настала пора уходить, и тут девочка очень агрессивно стала себя вести: «Нет! Не отпущу, не будем заканчи- вать!». Воспитатель говорит: «Отдай музыкальную шкатулку». Та: «Нет! Не отдам!». Стала драться, плеваться. Нам воспитательница сказала: «Все, уходите. Я сама с ней справлюсь, потому что ваше дальнейшее пребывание сделает все только хуже». Мы ушли.
И потом каждый раз, когда я приходил к детям, эта девочка всегда меня примечала и издали кричала: «Зайди к нам! И к нам!». Мы еще раз пришли, и случилось еще хуже. Там даже не было 15 минут идиллии, там сразу начался крик, она потом за мной бежала и матом на меня кричала, и ногами пыталась ударить. Ну то есть совсем было нехорошо.
— И вы эту ситуацию как-то прорабатывали потом?
— Да, на одном из тренингов у «Даниловцев» я поделился этой ситуацией, и мы попробовали ее проиграть, чтобы осмыслить все мотивы поведения. Нас учили справляться с затянувшимися реакциями, чтобы не давать им прорасти. Иногда мы рассматривали чью-то ситуацию, и потом я понимал: «Ага, а у меня тоже есть такое же, как у других!». Например, мне казалось, что один мальчик очень агрессивно ко мне относится. И когда мы распутывали случай волонтера из другой группы, он мне напомнил эти реакции, и я понял, что происходит. Ребенок ждал усыновления, и к нему ходили потенциальные усыновители. Он видел, что что-то надвигается, чего он не понимает. А ведь могут и не усыновить! И таким образом, через агрессию, он выражал свой страх перед неизвестностью. Конкретно я там бы ни при чем. И когда я это понял, я начал по-другому с ним себя вести.
И вот после таких тренингов я сумел найти подход и к той девочке. Я так понял, что она просто боялась, что мы к ней больше однажды не придем, это был страх потери. Она тоже по-другому не умела эмоции выражать.
— То есть, волонтеру надо обращать внимание не на слова, а думать, что за ними может стоять?
— Да, на этих тренингах нас научили видеть не только саму реакцию. Там бывает чуть ли не диаметрально противоположный смысл. Во взрослом ПНИ есть такая Оля, она однажды запсиховала, и казалось, что она психует, потому что я к ней не пришел. Я сначала подумал: она увидела меня с другими людьми и вот — ревность. А потом понял: это не ревность, а незнакомая для нее ситуация — вроде я есть, а к ней не подхожу. И она не понимает — что не так? в чем дело? это уже навсегда? И вот такая реакция агрессивная.
— Что вы можете сказать людям, которые хотят волонтерить? Это сложно или легко? Каждому ли подойдет?
— Я вижу во многих, что люди приходят с одними мотивами, а потом они эти мотивы либо переосмысливают, либо уходят через полгода, потому что понимают, что получили не то, что хотели. Некоторые думают, что будут помогать с христианской такой точки зрения, что надо к ближнему приходить. А тут они понимают, что есть структура волонтерская, у которой есть свои законы, где надо делать фотографии, например. Многие пытаются от этого как-то увильнуть, сохранить в тайне свое служение.
А я, к примеру, шел в волонтерство за общением. На работе пытался влиться в коллектив, но понимал, что не получается. Собирались с пивом, пиццей — не моё. Я решил, что в волонтерских ремонтах найду общение, но оказалось, что это — самообман. Там общения тоже не было. Закончили смену, и каждый пошел своей дорогой. По дороге в метро перекинулись парой слов — и все. Ну может, в кафе зайдем, посидим часик.
— Получается, что фактически вы нашли общение только в ПНИ.
— Да, спустя какое-то время. Люди идут в волонтеры по очень-очень разным мотивам. И все может обернуться по-разному. Точка входа в эту сферу будет одна, а потом можно обнаружить себя в другом месте. Как вот — я вошел через ремонты, а потом обнаружил себя в театральных занятиях в психоневрологическом интернате. И мне это нравится.
Николай Левит — волонтер групп ЦССВ «Сколковский», ПНИ 30 и группы благотворительных ремонтов.
Беседовала Анастасия Кузина — журналист, пресс-секретарь ДД «Даниловцы».
