Интервью координатора Даниловцев в детско-подростковом наркодиспансере
На сайте электронного журнала о благотворительности «Филантроп» опубликовано интервью координатора группы в Детско-подростковом отделении наркологического диспансера №7 Добровольческого движения “Даниловцы” Анастасии Ляминой.
Что заставляет симпатичную двадцатилетнюю девушку тратить свободное время на волонтерскую деятельность? Почему Анастасия Лямина, будущий режиссёр, регулярно ходит к наркозависимым детям? Что движет ею, каковы её цели и о чём её мечты?
Мы с Настей шагаем по вечерней Москве, направляясь к подростковому наркологическому диспансеру. Волонтерский сеанс начинается довольно поздно. На дворе глубокая, слегка депрессивная осень. Но Настя не склонна к унынию. На ней – веселая ярко-желтая шапка. Вот уже второй год эта мужественная девушка, как настоящий воин, при любой погоде выходит на борьбу. Её занятие — вселять надежду в своих подопечных, показывать им, что мир без допинга возможен и, если поработать над собой, прекрасен.
— Как ты попала в волонтерскую среду?
— Я с самого раннего детства считала, что должна быть самостоятельной. Было очень много вариантов. Решила пойти в социальные работники. Денег это не приносило, но зато я получала много информации, работая с ветеранами Великой Отечественной. Ведь пожилые люди – это огромный источник знаний. Они всё время пытаются передать свой опыт. Потом я поняла, что хочу заниматься полезными вещами, разослала свои анкеты в разные организации, связанные с социальным волонтерством. И «Даниловцы» откликнулись.
— Что именно интересует тебя в волонтерстве?
— Каждый человек может оказаться в сложной ситуации. Недавно читала статью про родителей детей-инвалидов. И там был заголовок: «В чём виноваты такие родители?». Из статьи проистекал ответ, что ни в чём. У обычных родителей может родиться ребенок-инвалид или ребёнок-наркоман. Просто потому, что такое стечение обстоятельств из-за плохой экологии, стрессов и много чего прочего. Не там ищут вину.
Мне не нравится, что бывает огромное давление на людей, которые не встраиваются в систему. Я столкнулась со взрослыми людьми с умственной отсталостью. Знакомая работает в студии-мастерской, где занимаются с такими людьми. Одна из самых страшных вещей — когда родители всячески ограждают человека с заболеваниями от общества. Мама не вечна, к сожалению. И если у ребенка нет адаптации – он не выживет. Моя знакомая Света, которая возглавляет эту мастерскую, рассказывала интересные истории. Например, как кто-то приходил с особенными людьми в общественное кафе. Сначала люди отсаживались, косо смотрели, официанты не обслуживали. А потом со временем привыкли, поняли, как надо общаться. В нашем обществе многие проблемы появляются из-за страха перед людьми с определенными проблемами.
— Cкажи, пожалуйста, как дети оказываются в наркодиспансере, если в России запрещено принудительное лечение?
— Из комнат милиции, например, в состоянии передозировки. Некоторые стоят на учёте. Там находятся подростки до 18 лет. Лежат с разными проблемами: алкоголизм, наркомания, токсикомания.
— Как нужно вести себя волонтёру, чтобы оправдать возложенную на него задачу?
— Подопечные очень привыкают к тебе. Появляется ответственность. Нужно ходить регулярно. Это очень важно. У нас в группе была большая текучка. В таких случаях и дети относятся к волонтерам поверхностно: сегодня ты есть, а завтра нет. И почему я должен раскрываться перед тобой? Когда ты узнаешь больше человека, ты понимаешь, чем помочь. Например, поближе пообщавшись с девочкой, я поняла, что она рисует, и это способ её самовыражения. А если бы мы мало общалась, я бы не обратила внимания на эту деталь. Не было бы возможности двигать ее в нужном направлении. Я дала ей понять, что ресурсы есть . Если она захочет, мы можем сделать выставку, можем обеспечить какими-то материалами.
— Я бы хотела не просто приходить и насыщать их время, а попробовать направить их, дать возможность развиться. Я показываю им новые горизонты, а они пусть выбирают, что им нужно, а что нет. Когда девушка, о которой я говорила выше, вышла из наркодиспансера, ей предложили преподавать рисование маленьким детям. Но она опять попала в больницу, сорвалась. Это был ее личный выбор. Словом, я прихожу и делюсь с ними тем, что мне самой интересно. А они делятся тем, что интересно им. Конечно, это не должно касаться наркотиков, алкоголя и прочего. Между нами получается диалог.
— Что ты ребятам показываешь, как отвлекаешь от суровой действительности?
— Мы привозили ребятам мастера на гончарном кругу. Сходила на день рождения глиняной мастерской, посмотрела и говорю девушке-гончару: “Аня, это очень круто. Нужно привести ребятам”. Она согласилась. И вот мы с этим гончарным кругом приехали. Детям очень понравилось.
Проводила викторину про космос. Думала: «Ой, что это я? Какой-то космос непонятный. А оказалось, что им это очень интересно. Обсуждали, задавали вопросы.
— С какими трудностями сталкиваешься?
— Случается, что не хочу идти. Но когда прихожу, понимаю, что это заряд эмоций. Это очень значительная часть моей жизни.
Среди моих подопечных были два Кирилла. Один из них негативно относился к волонтерам. Он бросался пластилином, не хотел общаться, сидел в углу с заносчивым видом. В какой-то очередной раз мы пришли, и я видела, что ему интересно. Потом Кирилл захотел научить меня играть в шахматы. И это было моё небольшое достижение: он открылся незнакомым людям какой-то своей частью, побыл в роли учителя. Это их тоже немного подстегивает. А второй мальчик по имени Кирилл единственный из всех задал мне вопрос: «А почему тебе дома не сидится?». Это был искренний вопрос. Он ввел меня в ступор. Я ведь не хочу в какой-то пафос входить, что, мол, хочу делать добро. Я сказала: «Мне с вами интересно».
Потом мы с этим мальчиком читали Джека Лондона, и Кирилл так вдохновился. Я купила ему книгу этого писателя и подарила. Представь себе, он не мог поверить, что это ему просто так. Такой здоровый лоб, а расплылся в улыбке. Для него это было чрезвычайно важно. Для них вообще личное внимание очень важно. Здесь важно сохранять баланс. Любимчиков быть не должно.
— Ты имеешь дело с подростками. Как удаётся контролировать их во время волонтерских визитов?
— Есть три правила: не говорить об употреблении, не материться и не допускать провокаций сексуального характера. То есть, они не могут трогать друг друга и волонтеров в том числе. Обнимашки – это исключение. Я не понимаю, как можно оттолкнуть ребенка, если он идет к тебе обниматься. Понятно, что это подростки, и у них любовь-морковь. Понятно, что когда они мило сидят в сторонке, я их не разгоняю. Может быть, так и надо делать, но, когда я вспоминаю себя в их возрасте, мне кажется, что это как-то очень жестоко.
— Бывало ли, что волонтеры переступали какие-то дозволенные рамки?
— Однажды пришел волонтер, увидел детей и прямо перед воспитателями начал распыляться по поводу того, какие они бедные. Уверял их, что им нужно отсюда бежать. Дети услышали, и нам запретили приводить этого волонтера. Это очень жаль, потому что волонтер был классный.
— Насколько успешно лечение в таких местах?
— Я знаю трёх детей, которые остаются чистыми. Происходят проверки принесенных нами вещей, потому что дети и даже их родители могут приносить какие-то вещества. То, что дети проносят — это факт. Проносят курево и таблетки. Не знаю, как за этим проследить. Делать жесткий режим, как в колонии? Но колония не очень исправляет людей.
— Тебе самой когда-нибудь предлагали попробовать?
— Я никогда не пробовала алкоголь, курение и наркотики. Это нежелание связано с личными историями, с людьми, которые употребляли и с людьми, которые болели алкоголизмом. У меня были более важные занятия, чем такое «веселье». У меня было очень занятое детство, огромное количество кружков. Мама занимала время, как могла, и на тот момент мне казалось, что это ужасно, так как не было времени погулять, полениться. Сейчас понимаю, что это меня спасло.
— Чем ты планируешь заниматься в ближайшем будущем?
— Хочу поступить в следующем году на искусствоведа, а потом опять зарулить во ВГИК. Сразу туда не получилось поступить, но я собираюсь штурмовать этот ВУЗ до победного конца. Я бы хотела снимать художественные фильмы, так как мне очень интересно придумывать свой мир и алгоритмы, по которым он живет. Я уже отучилась целый курс в Московском Институте Телевидения и Радиовещания Останкино. Мне там не очень понравилось. Получилось, к тому же, что я не могла платить за учебу. Кредит брать не хотелось.
Когда я ходила на режиссерские курсы, мой учитель попросил меня изобразить смерть. Я, насмотревшись сериалов, начала причитать: «Ой! Как мне больно». А преподаватель сразу и говорит: «Так, всё. Стоп!». Он стал показывать сам: упал, а голова неудобно опёрлась на тумбочку. Он просто лежал. И я поняла, что он мёртв. Хочу достичь такого же высокого мастерства в своей профессии.
— Кто из режиссеров тебе нравится?
— Тарковский, конечно. Любимые фильмы — «Иваново детство» и «Сталкер». «Андрея Рублева» я пока не совсем понимаю. В детстве не любила Толстого вообще. Когда читала про войну, мне было интересно, а когда светские рауты, то абсолютно нет. Когда умер Болконский, я подумала: «Всё, читать нечего». Мне понравился фильм «Похождения зубного врача», а ещё и самый страшный фильм про войну — «Иди и смотри» Элема Климова. Такое ощущение, что его снимали два человека. С помощью разных жанров гениально передано чувство трагизма, возникающее от всего происходящего в жизни.