Социальное служение и Церковь: что было, что есть и чего ждать? Мнение руководителя Даниловцев
Информационный портал «Приходы» опубликовал статью руководителя Добровольческого движения “Даниловцы” Юрия Белановского о социальном служении и Церкви.
В прошедшие два с лишним десятилетия в России появилось весьма заметное социальное общественное служение, в том числе церковное. Почему столь большая часть российской благотворительности представлена «светскими», а не церковными организациями? Своими мыслями об этом делится руководитель Добровольческого движения «Даниловцы» Юрий Белановский. Что можно сделать для того, чтобы центр силы и мысли социального служения вновь вернулся в церковную ограду?
Два замечания. Первое. Я буду говорить о том, что можно назвать регулярным, организованным даже профессиональным социальным служением христиан. Я не затрону частное служение, определяемое личным отношением христианина к заповедям Божьим и личными приоритетами.
Второе. Сказанное ниже – мое понимание социального служения, сложившееся из того, что я видел, в чем участвовал, что пережил. Вот некоторые тезисы, которые для меня раскрывают предложенную тему.
В СССР не было места для благотворительности, волонтерства, социального служения. После распада советской империи народилось много окологосударственных организаций, но еще не созрело такое мировоззрение, где человек – это брат и сестра, где служение человеку – ценность. Не было привычки действовать свободно, без приказа сверху, без государственных денег. Эти окологосударственные некоммерческие организации как некий класс прожили лет двадцать, принеся много пользы конкретным нуждающимся, но так и не сделав ничего для перевоспитания общества, для зарождения настоящих общественных благотворительных инициатив, для развития настоящего социального служения.
В конце 80-х активность граждан, их свобода были возможны почти исключительно в среде православных верующих. Евангелие, заповеди Божьи, служение ближним – это очевидные ценности христиан. На личном уровне – это норма жизни. Поэтому и по мировоззрению (где «каждый человек – священная история», где можно говорить и о вере Бога в человека), и по опыту самоорганизации (когда многие объединялись ради храма и вокруг священника) верующие даже в те годы были способны к организованному серьезному социальному служению.
Отец Александр Мень в свое время первым пришел в Российскую детскую клиническую больницу (РДКБ) и с ним пришли члены его общины, его друзья, его ученики. Насколько я знаю, для них это было не просто неким социальным делом, но естественной частью христианского образа жизни и своего рода богословия. Трудно сказать, как бы эта тема развивалась, если бы отец Александр не погиб трагически 26 лет назад.
Быть христианином и быть христианской общиной – это в том числе и организованное ответственное служение. И это служение отнюдь не вторично, не случайно и не производно относительно Евангелия – оно есть естественное воплощение Благой вести. Примерами для отца Александра и его общины, насколько я могу судить, были и мать Тереза и Жан Ванье, а также члены общины святого Эгидия и многие другие христиане Запада.
Важен фон, на котором предстояло прорасти семенам социального служения. И 90-е, и «нулевые» для Русской Церкви – это, безусловно, время возрождения храмов да и Православия вообще. При этом главные акценты этого периода – это богослужение, аскетика, духовное руководство. Быть православным – значит посещать храмы, иметь духовника, соблюдать посты, уметь всерьез рассуждать о страстях в контексте святителя Игнатия Брянчанинова или новоявленных духовных авторитетов типа архим. Лазаря (Абашидзе) и прочих.
Для иллюстрации вспомню два круглых стола о социальном служении, думаю, они прошли лет семь и пять лет назад. На более давнем председательствовал митрополит, участвовали епископы и именитые протоиереи. Один из священников в своем выступлении настаивал, что социальное служение – это «протестанщина», которая уводит нас от главного – духовного делания. «Протестанщина», по его мнению, не нужна. Никто не остановил этого священника, не возразил ему.
Второй круглый стол был посвящен социальному служению в контексте сотериологии, и главный докладчик напомнил собравшимся основные тезисы учения о спасении и указал, что среди них социального служения нет. Оно, так или иначе, является производной некоторых составляющих спасения, но само спасение человека от социального служения не зависит.
За скобками я оставляю оголтелые и безумные изводы Православия со всякими «старцами», «чудесами», «безусловным послушанием», «Третьим Римом» и прочее. Социальное служение с такими идеологиями не совместимо в принципе.
Итак, я утверждаю, что практическое, массовое, системное, а значит – ответственное социальное служение не могло зародиться и встать на ноги в контексте того православного возрождения, что было в девяностые и нулевые. Оно и не зародилось, как мы видим.
И все же пример социального служения в Русской Церкви есть. Он представлен не тем служением, что посеял со своей общиной и друзьями отец Александр Мень, а совсем другой моделью, если так позволено будет сказать. Социальное служение Церкви сегодня почти исключительно ассоциируется со Службой «Милосердие», выросшей из сестричества во имя царевича Димитрия. Создатель, бессменный руководитель и духовник службы – протоиерей Аркадий Шатов, ныне епископ Пантелеимон.
Служба «Милосердие» – вполне себе классическая церковная структура с пирамидальной системой управления. Ее деятельность очень обширна, добрые дела и проекты разнообразны, профессиональны, эффективны. Речь идет о десятках направлений. Это и детские дома, и помощь бездомным, и лучший просветительский сайт по данной теме, и учебные программы, и работа в больницах. Думаю, что эта церковная организация имеет сегодня и авторитет, и «бренд», значимый не только для Москвы, но и для России. Их дело, безусловно, достойно всяческой похвалы.
Важной характеристикой этой организации является «церковность». Поясняя значение, которое я вкладываю в это определение, расскажу об еще одном выступлении известного московского священника. По его мнению, инициатива мирян в социальной области, да и вообще доброделание, служение ближним имеют смысл, только если они церковны, то есть если имеют благословение священника (епископа), если священник участвует в принятии решений и если он может контролировать и даже прекратить происходящее, если это доброе дело приносит «духовный вред». Речь, очевидно, не о вреде сектантства или оккультизма, а о духовном вреде в категориях аскетики.
Следует отметить и еще одну важную особенность Службы «Милосердие», которой является не раз публично озвученная цель служения в отношении больных и умирающих – «помочь полюбить страдания».
Необходимо подчеркнуть, что «Милосердие» – единственная православная организация такого масштаба. Последние лет семь развивается сеть сестричеств, но пока это очень небольшие организации, набирающиеся опыта.
Мне важно сделать оценку в цифрах. Всего сознательно православных в стране – процентов десять. По численности это как Москва. И вот за 25 лет все российское православие родило всего одну серьезную социальную организацию, способную и по значению, и по масштабам работать на равных с ведущими благотворительными организациями страны. При этом «светская» Москва за последние десять лет дала нам десятки очень авторитетных и профессиональных организаций, и добрый десяток из них соизмерим или превосходит по масштабам Службу «Милосердие».
Итак, я хочу сказать: лед социальной неактивности, намерзший за советские годы, оставался непроницаемым и крепким и в девяностые и в начале нулевых. Тема служения ближним, будучи для многих актуальной на личном уровне, не стала общей. Активные христиане, в том числе последователи отца Александра Меня, не стали закваской, способной в области социального служения заквасить не то что российское общество, но и сообщество православных.
Конечно, надо знать и понимать, что самый известный российский Фонд «Подари жизнь» своими корнями уходит в общину протоиерея Александра Меня. Создатель и первый директор Фонда – Галина Чаликова – была среди тех, кого в 1989 году отец Александр привел в РДКБ.
Но не он и не иные священники или церковные организации изменили общество и привели к расцвету в стране социального служения, которое сегодня принято называть благотворительностью.
Я убежден, что общественный лед взломали такие организации, как «Подари жизнь», Фонд «Вера», «Волонтеры в помощь детям- сиротам» и иные. Благодаря самоотверженному труду этих организаций, понятности, прозрачности, эффективности их работы стало ясно, что общество само способно к самоорганизации. Оказалось, что в трудных вопросах можно не ждать подачек от государства, не зарывать голову в песок, а действовать. На примере этих первых организаций все вдруг поняли, что общественных сил и денег, людей и опыта вполне достаточно. Такие примеры вдохновили очень многих: каждый рубль прозрачен и идет на благое дело, каждый человек важен и может помочь, доброе дело максимально реально и ассоциируется с некоторыми авторитетами и т.д.
Я бы сказал так: прорыв произошел, когда наше общество вдруг поняло, что оно может делать добрые дела само, без оглядки на государство, и результаты очевидны.
Однако дело не только в этом – дело еще в изменении мировоззрения в обществе. И вот тут я думаю, что проповедь Православия сыграла не последнюю роль. Сегодня в России Евангелие для многих – не последняя книга.
Может быть, не все знают, но в российской благотворительности много христиан. В большинстве организаций, что я знаю, работают христиане (а кто-то из них даже возглавляет эти организации). Далеко не все готовы это афишировать. Но для меня это значит, что христианское мировоззрение и отношение к человеку, надежда на Бога в благотворительном сообществе есть. И во многом именно этим определяется специфика сегодняшней российской благотворительности. Но проросло все это вне церковной ограды.
Таким образом, российская благотворительность давно уже стала самостоятельной общественной силой. Силой, обладающей не только ресурсом, но и большим, прежде всего, нравственным авторитетом в области социального служения. Я даже скажу, что наша благотворительность – это благотворительность с христианским лицом.
В общественной дискуссии на социальные темы представители российской благотворительности сегодня очень ярки. По сути, они отстаивают все то, что мы бы назвали христианскими ценностями. Центр социальной силы и мысли сегодня – не в Церкви, к сожалению, а в благотворительном сообществе.
И государство, и Церковь оказались в такой ситуации, когда социальное служение невозможно мыслить без партнерского отношения с благотворительным сообществом. После трагедии в Крымске невозможно отрицать способность наших граждан к очень масштабным, дорогим и сложным добрым делам. Государственные или церковные вертикали и ресурсы не помогут наладить партнерство – только совместные дела на равных. Только диалог.
Перспективы развития социального служения в России можно очертить так. Сегодня кризис. Денег мало. Государство ищет партнеров и всерьез ведет диалог с благотворительным сообществом. Госучреждения и органы власти нуждаются в таком партнере. От того, смогут ли они перестроиться и хотя бы не мешать благотворительным организациям делать свое дело, будет зависеть качественное развитие социального служения. Однако даже если государство не станет партнером, сама тема давно живет своими законами и ресурсами, и поэтому развитие и рост неизбежны.
А вот развитие церковного социального служения, я считаю, напрямую зависит от готовности довериться благотворительному сообществу, готовности учиться у него, готовности отказаться от вертикальных несвободных отношений. Я убежден, что возможно сделать так, чтобы центр силы и мысли социального служения вновь вернулся в церковную ограду.
Юрий БЕЛАНОВСКИЙ, руководитель Добровольческого движения «Даниловцы»